Важнее воспитания - душевная связь и близость

Когда мы растим детей из своих лучших побуждений, задумываемся ли мы о том, какими будут наши отношения в будущем? Когда они вырастут и не будут от нас зависеть, захотят ли наши взрослые дети с нами общаться, прислушиваться к нам, и доверят ли нам наших внуков?

Возможно, в порыве очередного воспитательного приступа и несбывшихся родительских надежд, мы об этом не думаем. Но это слишком важная мысль, чтобы отмахиваться от нее. Мы можем воспитывать детей в разных традициях, применять разные методики, хотеть для них лучшего, быть суперответственными или, наоборот, легкими на подъем веселыми родителями. Однако мы должны быть, прежде всего, для них опорой, а это возможно, только имея хорошие с ними отношения.

Психолог Анна Шишковская написала в своем блоге о том, что задача родителей — не вырастить человека, а сохранить ему крылья.

Я хочу дать детям спину, на которую можно опираться

Анархия — мать порядка. Ниже много букв. Этот текст будет очень трудно читать родителям-перфекционистам с синдромом отличника. А я, уж простите, в подростковом возрасте была панком. Панком и осталась.

Я — абсолютно безалаберная мать. Мое материнство — сплошной хаос, анархия и вседозволенность. Увы, временами я страдаю от этого. Ну, а покажите мне родителя, который никогда не страдает? Кто от бессилия, кто от угрызений совести… Я сознательно выбираю вот такую форму страданий. Мне подходит.

Мне не потребовалось много времени, чтобы смириться с мыслью, что дети неуправляемы. Первые полгода Никитос орал по поводу и без, и даже Всемогущая Сиська не всегда помогала. Дальше я больше не питала иллюзий. Никогда в моем материнстве не случались режимы дня — я подстраивалась под детей. И мне до сих пор кажется немного странной сама идея просыпаться и засыпать каждый день в одно и то же время. Я и сама так не делаю.

Мне проще спать с ребенком под боком, я долго кормлю грудью — исключительно из-за собственной лени. Потому что сон — это святое. И вот именно так я высыпаюсь, да. А когда грудной малыш спит отдельно в кроватке — наоборот, тревожусь и плохо сплю.

Гулять по расписанию? Невозможно представить. Бывают дни, когда я не хочу выходить из дома. И плевать, что ребеночек в этот день не подышит свежим электростальским воздухом. Потому что если подышит — получит злобную мать. Ну и зачем она нам? Мы регулярно собираемся на улицу по 2-3 часа: то одно, то другое, то Арина передумала и захотела рисовать — отлично. То я вспомнила, что вообще-то на плите варится какой-нибудь суп, и его лучше дождаться, чем доварить потом. Да, я совершенно бессистемная и рассеянная в быту, про суп легко могу забыть, как и про то, что вообще-то после прогулки что-то нужно будет есть.

Еда — это вообще прекрасное. С Никитой я прошла разные степени проявления аппетита: от полного его отсутствия до зверского. Арина — эльф, в основном питается впечатлениями, солнечным светом и иногда оливками, раз в неделю может снизойти до супа и котлетки.

Я не зациклена на необходимости ребенка накормить во что бы то ни стало. Смотрю на самочувствие. Веселый, бодрый, не болеет — ну и хорошо. С Никитой переживала про полезность питания: старалась не давать сладкое и все такое. С Ариной окончательно обленилась.

В результате по всей квартире, тут и там, припрятаны конфеты без фантиков, иногда погрызенные, чаще — целенькие. Это последствия Нового года. Никто на них уже смотреть не может. Что упало — то пропало в желудке собаки. При желании всегда можно наскрести по сусекам что-нибудь к чаю.

Арина любит сладкое. Конечно! Как и все дети. Но у нее нет тоски в глазах. Она просто знает, что есть конфеты, а есть котлетка, суп, оливки эти вездесущие, каши — и она может выбирать.

Может, к примеру, попросить на завтрак супчик, ну и отлично. Или съесть гречневую кашу после сладости. Эта присказка из детства про «перебьешь аппетит» рассыпается в пыль в нашей семье.

Я убираю печеньки в шкаф, чтобы не маячили перед глазами, и демонстративно ставлю на стол яблоки и мандарины, но кому надо — все знают, где взять. Никита по пути из школы может купить колу и какую-нибудь дрянь типа шаурмы. Зато придет и честно мне об этом скажет. Наверное, можно запугать подростка так, что он правда будет очень послушным. Но, вообще-то, обычно они просто делают то, что хотят, тайком. Я хорошо это помню.

Бардак. Перманентно присутствует. Грязь — это одно. А бардак и беспорядок — совершенно другое. Грязь я не люблю. Беспорядок — по состоянию. Комната Никитоса — это нормальная комната подростка, где все просто свалено в кучу. Мне завидно, у меня такой не было. И она не нагоняет на меня ужас. Это же ему идти в мятом пиджаке в школу, не мне. А он любит красиво одеваться, и значит рано или поздно начнет вешать свою одежду.

Он регулярно не может найти учебник и зарядку от телефона. Но, похоже, ему так легче. Мое единственное пожелание — это освобождать пол по понедельникам, чтобы я, не напрягаясь, могла запустить робот-пылесос. Все.

Арина играет в кинетический песок. Ежедневно. Конечно же, так, чтобы частично он оставался на полу. Арина знает, где стоит веник и совок. Точнее, два веника. Надо же как-то поддерживать иллюзию того, что она сама убирает за собой.

Аккуратная девочка, после песка без напоминаний бежит за вениками, воспринимая это как продолжение игры.

Дисциплина и наказания. Тут полный провал. Я не способна заставить ребенка что-нибудь сделать. Долгие, нудные разговоры — да. Слезы в обнимку — да. Но заставить — не умею. Да что детей, себя-то не могу.

Меня не волнуют школьные оценки. И, полагаю, именно по этой причине Никита учится на 4-5 и переживает из-за учебы. Разговоры на тему: «Мама, а вдруг я не успею?! А что будет, если я получу 3?!» — это наше любимое. Он — первый, с ним я была моложе, тревожнее, сказывалось влияние родственников. Вот теперь его тревога проявляется так.

Я делала с ним уроки в первом классе. Дальше как-то эта традиция очень удачно сошла на нет. 2-3 классы он просил сидеть рядом, для поддержки. Я сидела, с телефоном. Сейчас обращается, если нужно что-то обсудить или поделиться впечатлением. Потому что помощи толковой от меня все равно мало, за исключением пространных рассуждений о литературе. Дневник его вижу только в конце года, ничего нового и захватывающего там нет.

Ну, правда, есть в нем качества гораздо интереснее, чем школьные успехи. Он сидит за компьютером, да, много времени. Зрение? У меня не было компьютера, у меня -6. Я знаю, что он там делает. Он рисует интересные штуки на графическом планшете и показывает их мне.

Он слушает музыку и делится со мной, а мне нравится. Ищет новые рецепты вкусняшек, которые мы потом вместе готовим. Он читает бумажные книжки. Немного и не каждый день. Зачитывает вслух особо понравившиеся моменты.

Смотрит хорошие фильмы, которые я могу ему рекомендовать. Выбирает и покупает сам себе одежду в интернет-магазинах. И, конечно, играет в компьютерные игры. И пересказывает мне сюжеты игр, какие и где он открыл сундуки, какое оружие он купил со скидкой (да, он еще и деньги тратит на какую-то виртуальную хрень. Но это его деньги, он сам решает — как ими распорядиться).

Все это слушать мне довольно трудно, я половины не понимаю, и он об этом знает, но честно стараюсь хотя бы сделать заинтересованное лицо, потому что для него это важно.

И ему не нравится ходить в школу. Ясное дело. Главная беда — это ранние подъемы. Бывает так, что он просыпается в тоске. И так, что он просит не идти в школу, а я разрешаю. Просто так. Потому что ему хочется спать. Довольно часто, раз недели в две точно. Я подумываю даже написать сразу пачку записок классному руководителю, чтобы в течение года просто проставлять в них числа. Не вижу в этом катастрофы.

Нет, не боюсь, что обленится и отобьется от рук. У него есть руки, и в свои 12 лет он вполне уверенно умеет себя в них держать, а когда правда не может — я ему верю и подставляю свои. Кроме того, в механизмах саморегуляции организма Никитос достиг небывалых успехов. Если ему не разрешить прогулять школу, он заболеет. Стопроцентно. Нагонит на себя сопли, кашель, отит и сляжет бледной немощью.

Как-то раз, в пылу семейных разборок, я пыталась его наказать: забрала ноутбук. Это самое нелепое и тупое ощущение за всю мою жизнь, правда. Он смотрел на меня с недоумением. И с такой странной, отстраненно-ледяной улыбочкой, которую я больше видеть не хочу. Я принесла ноутбук обратно через 15 минут, со словами, что похоже это не работает. И дальше был долгий, трудный разговор про нас.

Однажды, когда ему было года 2-3, я за что-то шлепнула его по попе, и потом уже лет в 10-11 мы здорово поссорились, я его грубо так пихнула. Оба раза было настолько мерзко и отвратительно, будто меня изваляли в навозе. Хотелось просто провалиться и не быть. Больше я такого переживать не хочу.

Была история, когда мы поссорились, и от злости он выбил стекло в двери в свою комнату. Я до сих пор помню этот свой вдох-выдох, его испуганные глаза и мой тихий голос откуда-то издалека: «Принеси веничек пожалуйста». Я одна знаю — чего мне эти слова стоили. Потому что в тот момент хотелось орать, хотелось врезать, сорвать вообще эту дверь к черту с петель, наговорить таких слов, за которые потом было бы непереносимо стыдно.

А дальше он рыдал на тему: «Мамочка, почему я такой псих?» А я гладила его по голове, читала лекцию про то, что это нормально, что сейчас у тебя такой возраст, когда сложно справиться с сильными чувствами и вот это все. И так было его бесконечно жалко! А дверь — да и фиг бы с ней. Зато теперь у нас полный сюрреализм. И на ней можно кататься.

Про Арину даже писать не интересно, что с нее возьмешь? С ней я уже наглее и увереннее. Ну и она такая же. Она умеет хотеть одновременно все, и это моя главная тщетность и место для адаптации. Она быстро выучила фразу: «Мама очень устала», ей и спасаюсь.

Дети порой очень утомляют, да. И с этим ничего не сделаешь. В смысле, наверное можно прекратить это здесь и сейчас. Но ценой будущего.

А у меня есть очень эгоистичное желание: хочу, чтобы мои дети, когда вырастут, хотели меня видеть, хотели разговаривать со мной, хотели делиться со мной важным и обнимать меня.

И предел мечтаний — чтобы мое мнение что-то значило для них, чтобы они приходили за советом. Потому что я планирую стать мудрой, веселой старушенцией. Они меня выбрали своей мамой. Они мне ничего не должны.

И на выходе, кайф от нашей совместной жизни должен перевесить все горести, печали, неудовлетворенности и травмы, которые есть и будут, никуда от них не деться. Весь этот беспредел только ради такой корыстной цели. Я вижу, как это работает.

Я хочу дать им спину, на которую можно опираться. И тогда все то, чего я не додаю им сейчас, они возьмут сами. Мне не очень много лет, но похоже уже посчастливилось понять что-то важное. Например, что отношения — важнее достижений, успехов, воспитания, формирования характера и т.п.

Душевная близость и связь — это ключ к счастью и топливо, которое позволяет доехать до самых амбициозных целей. Вещи можно купить и потрогать, а чувства — нет. Но, в конечном итоге, именно чувства — это все, что остается с нами и после нас.
Родительская власть не в том, чтобы подчинить, направить, воспитать и вырастить ребенка человеком. А в том, чтобы сохранить ему крылья. Человеком он уже родился. Важно не придушить в нем жизнь при жизни, не превратить его в консервную банку с маринованными чувствами, которая однажды может и рвануть.

Автор: Анна Шишковская

По материалам: www.shishann.livejournal.com

Была ли эта информация полезной?

ДаНет