Когда Элизабет Смарт было 14 лет, ее ночью похитили из родительского дома. Это случилось 5 июня 2002 года на глазах у младшей сестры Мэри Кетрин. Похитителем оказался Брайэн Дэвид Митчелл, который приставил к Элизабет нож и вывел ее из дома. Мужчина привел девочку в лес, где их ждала жена Митчелла Ванда Барзи. С этого момента жизнь подростка из религиозной и чопорной семьи на целых девять месяцев превратилась в ад. Митчелл, считавший себя «пророком», регулярно насиловал Элизабет, заставлял смотреть порно, издевался и кормил отходами. Его спутница никак не препятствовала всем этим преступлениям.
Единственная свидетельница похищения — Мэри Кетрин — мало чем могла помочь расследованию. Она не запомнила его лица. Элизабет искала вся Америка: были организованы волонтерские группы, полиция тщательно проверяла всех подозреваемых, родители выступали на телевидении. Прогресс в поисках наступил, когда Мэри Кетрин вспомнила, почему голос похитителя показался ей знакомым. Оказалось, что он работал на семью Смартов под именем Эммануэль. Наконец-то был составлен фоторобот преступника, по которому и удалось поймать Митчелла.
Несмотря на то, что дело приобрело большую огласку, девушку не могли вызволить из плена целых девять месяцев. Как оказалось, долгое время она была достаточно близко от дома, всего в 18 км. Ей потом не раз приходилось слышать вопрос: «Почему ты не убежала?».
Сейчас Элизабет мама двоих детей и активистка движения за безопасность детей. Она отвечает, почему жертвы насильников не могут, как в героических фильмах, придумывать план спасения и тем более не решаются его осуществлять.
Похищенная: Элизабет Смарт рассказывает, почему жертвы «просто не убегают»
«Осознавать то, что ты — не единственный в мире человек, с которым случилась подобная трагедия, похищение и насилие, помогает тебе поменять свое видение прошлого. Для меня это была огромная травма, и я хочу теперь сделать что-то, что поменяет последствия для других людей, поможет им жить дальше.
Мне очень часто задают вопрос: «Почему ты просто не убежала?». И я знаю, что ответ одинаков для всех жертв киднеппинга, сексуального и даже психологического насилия. Если кто-то думает, что мы не хотели убежать, то он ошибается. Мы хотим убежать, мы хотим быть спасенными. Я хотела этого больше всего на свете. Но ваше сознание начинает работать в режиме выживания, когда вы должны делать все, чтобы выживать каждый день, каждую минуту. Это забирает у вас 100% всей энергии, всех ресурсов. Вы хотите просто не умереть сегодня, и так — каждый день. Поэтому думать о том, как перехитрить похитителя, перерезать металлическую проволоку — это было вне моих возможностей.
Мои похитители казались непобедимыми. Им удалось проникнуть ко мне в дом — в мой дом, самое безопасное место на свете, священное для меня, в мое убежище. Им это удалось, никто не остановил их. Меня увели из дома, где спали родители и пять других детей, угрожая мне ножом, — и их не остановили. Они увели меня в горы рядом с домом — и это у них получилось. Привязали меня — никто не остановил их. Эта безнаказанность сделала их в моих глазах всемогущими. Поэтому когда похититель угрожал мне и говорил: «Если ты попробуешь бежать, я убью тебя! А если я не убью тебя, то убью твою семью!» — я верила, что он так и сделает. И когда я видела, что никто не останавливает его, никто не защищает меня, я даже не сомневалась в том, что он приведет свои слова в действие. И точно так же думают и другие жертвы насилия. И они не понимают этих любопытных людей, которые говорят: «Да я б убежал, я б смог, ты просто не старалась это сделать, ты не хотела на самом деле убежать!». Это здорово — думать, что ты бы убежал, постоял бы за себя, но пока вы не попали в эту ситуацию, вы не знаете, каково это и сможете ли вы это сделать».
Для Элизабет травма изнасилования усугублялась еще и тем, что девочку воспитывали в мормонской религиозной семье, где половое воздержание — одна из фундаментальных добродетелей.
«Так меня воспитывали, я дала себе слово, что сохраню девственность до брака. И вот, когда меня похитили и изнасиловали, одной из первых моих мыслей было: «Никто никогда не захочет на мне жениться — я грязная». Думаю, у каждой жертвы сексуального насилия возникают эти чувства, но когда к этому примешиваются вопросы веры, то это в разы хуже. Я считаю, что сила веры огромна, она помогает людям обрести надежду и радость, но я думаю и о другой стороне ее, которая может быть потенциально вредоносной, в том случае когда религия настаивает на том, что секс возможен только в браке. Многие молодые люди, особенно девушки, привязывают свою самооценку, свою ценность к девственности, как говорят в церкви, — к чистоте. В воскресной школе нам говорили: «Ты как пластинка жевательной резинки, если у тебя был секс до брака, то ты уже пожеванная кем-то жвачка, которую никто другой не захочет жевать». И вот об этом я думала, когда похититель меня изнасиловал. Когда меня спасли, я продолжала ходить в эту школу и я сидела со всеми девочками и на уроках сексуального воспитания. Там говорили: «Девушка, как красивый забор: если заниматься сексом до брака, то это все равно, что вбивать гвозди в этот забор. Гвозди повытаскивать можно, а вот дыры останутся». И я думала: «Они вообще понимают, что я тут сижу и это слышу? Это отвратительные сравнения, никто не должен так говорить!». Я понимала, что учитель не хотел меня ранить, но такие сравнения становятся ярлыками на всю жизнь. То, как мы говорим о сексе и воздержании, имеет большое значение, и это надо менять: секс не может влиять на твою ценность. Изнасилование, сексуальное насилие и абьюз не делают из тебя недостойного или плохого человека.
От моей дочери я не буду ничего скрывать. Да, я хотела бы, чтобы она была невинным ребенком как можно дольше, но я считаю, что не говорить с детьми о сексе — это оказывать им медвежью услугу».
Автор: Элизабет Смарт
По материалам: www.womo.ua